Когда к романтическому ужину все было готово, в дверь резко позвонили.
— Ты кого-то ждешь? — удивился Сема.
Таня замотала головой и на негнущихся ногах пошла в коридор.
Предчувствие не обмануло — на пороге стояли родители. Папа в своей
неизменной форме, и яркая эпатажная мама.
— Ну вы даете, — залепетала Таня, беря из рук отца чемодан. — А мы вас в пятницу ждали.
— Когда уже ничего нельзя будет исправить? — усмехнулась мама и,
отодвинув дочь, решительно вошла в комнату. Бедный Сема, такой
беззащитный в своей беленькой майке, замер перед ней, как кролик перед
удавом.
Что такое счастье и как его строить, Таня знала с раннего детства. За стенкой в бараке жили солдатки. Так называли девушек-телефонисток, служащих в гарнизоне. Они-то
и открыли ей простые истины, сформировали шкалу жизненных ценностей.
Работать надо медиком, тогда все от тебя будут зависеть, замуж выходить
только за офицера, а жить в гарнизоне. Здесь, с пайками и собственной
инфраструктурой, не пропадешь ни при каком раскладе в стране. Танина
мама, как и другие офицерские жены, солдаток терпеть не могла — они
были откровенной угрозой стабильности семейных отношений. А Тане
девушки нравились: веселые и озорные, они не скрывали истинных целей
их службы и с большим уважением и теплотой отзывались о ее отце. Отца
Танюша обожала и хвасталась подружкам экзотическими деталями военной
жизни, сыпля таинственными словами: «полигон», «портупея», «ракетные
испытания». В семье было две легенды, связанные с папиной
уникальностью. Согласно первой он дал в зубы самому командиру части!
И это сошло ему с рук, потому что командир был сам виноват — ухлестывал
за Таниной мамой! А вторая легенда объясняла перевод в далекий
сахалинский гарнизон. Папа спас от трибунала солдата — самовольщика,
потерявшего секретный документ, и вместо него понес наказание.
Мужчин гражданских профессий в семье не то чтобы презирали,
но относились к ним с нескрываемой иронией. Особенно усердствовала
мама, потешаясь над Таниными подружками, выбиравшими женихов
из рабочих, инженеров, художников и прочих «лоботрясов».
— Надеюсь, ты-то не будешь дурой? — хихикала она, обнимая папу.
В семье царили любовь, достаток и уверенность в завтрашнем дне.
— Конечно нет! — горячо заверяла Таня. — Я не могу без запаха портупеи!
Но если задачу-минимум — окончить фельдшерское отделение медучилища — оказалось выполнить несложно, то задача-максимум
в руки упорно не давалась. В Благовещенске, куда Таня уехала
с Сахалина, было единственное военное училище, и каждую субботу она
ходила туда на танцы. Стоя у стеночки, девушка закрывала глаза и всеми
фибрами души призывала свою судьбу. Любви хотелось неимоверно:
страстной, преданной, жертвенной и красивой, как у мамы с папой.
Но курсанты, будто чуя Танину огнеопасность, обходили ее стороной. Шли
годы, все подружки обзавелись мужьями, а Таня оставалась одна. За ней
ухаживали лишь «серые пиджаки», да и то все реже и реже. Впрочем,
однажды в ресторане девушке удалось подцепить пьяненького лейтенанта.
Боясь упустить свой шанс, она притащила его домой, отпоила рассолом
и потом полночи слушала исповедь о несчастной любви: офицерик
жаловался, что невеста не захотела ехать с ним на Дальний Восток.
— А женись на мне! — вдруг горячо заговорила Таня. — Я офицерская дочка, все знаю, все могу, на все готова.
Лейтенант обещал подумать и заспешил в гостиницу. Больше они не виделись.
К 36 годам Таня заработала устойчивый комплекс неполноценности и поставила на личной жизни жирный крест. Тогда-то
ей и встретился Сема. Скромный бухгалтер пришел на прием в поликлинику
с ожогом ноги, а потом стал являться каждый вечер то с розочкой,
то с тюльпанами и провожать домой. Удивительные это были прогулки! Сема
увлекался животным миром и мог часами рассказывать о самых редких
представителях фауны. Неизвестно, сколько бы времени продолжалась
их чистая дружба, если бы Таня сама не утащила ухажера к себе домой.
Была глубокая осень, шел ливень, а они целовались на кухне, как
сумасшедшие, забыв про стынущий в чашках чай.
Приглашение родителям на свадьбу Татьяна отсылала дрожащей рукой.
Сема был не просто «серым пиджаком», он был освобожден от службы
в армии из-за плохого зрения и входил таким образом
в число наиболее презираемых отцом людей. Но Таня гнала нехорошие
мысли. Главное — зарегистрировать их отношения, а там хоть трава
не расти: пусть говорят, что хотят! Она взрослая девочка и выросла
наконец.
Но они как всегда переиграли — явились за три дня до свадьбы
и размазали бедного Сему по стенке. Отец на прощание даже руки
не подал, а мама зычно крикнула:
— Таня, проводи свое недоразумение!
Прощание было жалким.
— Это все, — прошептала Таня. — Я против них не попру.
-Я понял, — сказал Семен.
А через месяц стало ясно, что она беременна. На аборт шла, как
зомби, не думая, не слыша, не видя. Только в ушах звучал мамин голос —
«недоразумение, недоразумение».
Теперь, когда симпатичную фельдшерицу — любимицу всей поликлиники —
спрашивали, почему она одинока, Танечка мило пожимала плечами:
«Не встретила своего героя».
Но однажды случилось непредвиденное: позвонила мама и дрожащим голосом попросила срочно приехать.
Они не виделись лет пять, сведя общение до телефонных разговоров.
Таня бежала по крепкому снегу к двухэтажному кирпичному дому, где отцу
после отставки выдали просторную квартиру, и терялась в догадках,
что же случилось. Входная дверь оказалась незапертой. Отец, постаревший
и жалкий, сидел за столом в окружении пустых бутылок, уставившись
в одну точку.
— Пьет как сапожник, — всхлипнула мама, вытирая руки о фартук.
— Пьет и устраивает мне сцены ревности — с кем и когда я ему изменяла.
Скелеты из шкафа посыпались с оглушительным грохотом, разбивая
вдребезги семейные легенды. И выяснилось вдруг, что драку с командиром
спровоцировала мама, которую отец поймал на горячем, а перевод
в далекий гарнизон отец схлопотал по своей вине, а не по вине солдатика-самовольщика. Но самым убийственным, как выстрел в висок, оказалось признание, что отец всю жизнь ненавидел военную службу!
— Знаешь, как это противно — подчиняться воле дураков! — воскликнул
майор, сжимая граненый стакан. — У тебя был бухгалтер Сема, вот кому
позавидовать! Ни подлости, ни карьеризма — только честные цифры.
С покаянием к бывшему жениху Татьяна помчалась прямо из аэропорта.
Мысль, что за десять лет он мог устроить личную жизнь, казалась
невероятной. А как же слова любви, а нежность в глазах, а слезы, когда
она отменила свадьбу?
— Вам кого? — спросила девочка лет семи, открыв знакомую дверь.
— Сему. Семена, — смешалась Татьяна.
— Папа, к тебе какая-то тетя пришла, — звонко крикнула девчонка.
— Приглашай ее в дом! — весело отозвался счастливый женский голос. — У нас на ужин голубцы.
Когда ты живешь одна, можно приготовить все что угодно. Но крутить
для себя одной аппетитные капустные конвертики: В ближайшей столовой
Таня жевала переваренную капусту с жестким фаршем и плакала. Она
чувствовала себя маленькой девочкой, которую жестоко обманули родители.
