Сказки, любимые с детства.

Кадры из мультипликационного фильма "Двеннадцать месяцев"











Художники занимались в большой светлой комнате. Зато другое помещение, темное и потому немного загадочное, обвешанное черными занавесками, выглядело зловеще. Посреди него между софитами мрачно возвышался съемочный станок. На верхнем ярусе станка был укреплен старый аппарат «Пате-верблюд». Рядом с ним, почти под потолком, громоздился оператор, вручную, кадр за кадром производивший съемку. Внизу, в темном углу, стоял большой метроном, неторопливо и гулко отбивавший: «Раз… два…» Под этот такт оператор вертел ручку, а мультипликатор, передвинув под станком руку или ногу марионетки, протяжно, как ворон, кричал оператору: «Ка-адрр!» Оператор снимал кадр. Мультипликатор чуть изменял положение персонажа и вновь каркал: «Кадрр!..» Так снималась вся сцена.



И вот, накаркавшись с непривычки до хрипоты, я снял своего мальчишку. Как я это делал – объяснить невозможно. Скорее всего, по наитию. В руки своему персонажу я вложил листик бумаги и вообразил, будто это разносчик газет. При этом постарался придать марионетке ту скорость и характерность движения, которую привык ежедневно наблюдать на улицах Москвы. С нетерпением и страхом ожидал я проявления пленки. А когда наконец увидел своего мальчишку на экране, то чуть не задохнулся от радости. Мой бумажный человечек вдруг ожил. Он довольно забавно скакал на экране, нелепо размахивая руками. Это было похоже на чудо. Каждый мультипликатор пережил подобное чувство, увидев свою первую пробу.
Уникальность искусства мультипликации заключается еще и в том, что оно не имеет границ, так же, как не имеют границ человеческое воображение, фантазия, вымысел. Мне хочется сказать о нем словами средневекового японского драматурга Тикамацу Мондзаимона, писавшего пьесы для кукольного театра: «Искусство лежит на границе между правдой и ложью. Оно есть ложь. И в то же время– не ложь. Оно есть правда, и в то же время Оно– не правда. Услада искусства лежит между тем и другим»."




Вторая часть фамилии Ивана Иванова-Вано – отнюдь не свидетельство грузинских корней, как многие думают: он родился в 1900 году в крестьянской семье, приехавшей в Москву из Калужской губернии, и так называла сына мама.
С Иваном Петровичем Ивановым-Вано прочно ассоциируется слово «первый». Он – один из основоположников советской школы мультипликации, родоначальник анимационной сказки – народной и литературной, зачинатель обучения во ВГИКе профессии художника мультипликационного фильма. Среди его студентов разных лет – Марина Соколова, Алина Спешнева, Франческа Ярбусова, Сергей Алимов, Станислав Соколов, Аркадий Тюрин – лучшие из лучших. И каждый сохранил свою индивидуальность, потому что Вано-педагогу, как и Вано-режиссеру, было свойственно не подавлять личность ученика или сотрудника, а наоборот – сохранять ее, у него, ученика, учась самому. Не случайно, наверное, ранние фильмы Юрия Норштейна были сделаны именно в сотрудничестве с Ивановым-Вано, и не случайно младший нашел многие направления будущей своей работы на «Сече при Керженце», а старший так высоко ценил вклад своего сопостановщика в общие фильмы.



Ивановым-Вано был создан ряд полнометражных мультипликационных фильмов, сразу вошедших в классику жанра. Он не раз говорил, что для мультипликации нет ничего недоступного, называл ее «искусством почти неограниченных возможностей, где действительность тесно переплетается с фантазией, где фантазия и вымысел становятся действительностью». И последовательно осуществлял это твердое убеждение во всех своих киноработах, число которых перевалило за три десятка.
А каким он был художником, говорит трехтомный «Единый рейтинг» живописцев, графиков и скульпторов: Иванов-Вано «художник-профессионал с узнаваемым индивидуальным почерком, востребованный художественным рынком и публикой».